Божьи воины [Башня шутов. Божьи воины. Свет вечный] - Анджей Сапковский

– Я хотел сказать «бывай».

– Рейневан?

– Это я.

– Хм. Вот это совпадение. Я как раз о тебе думал.

У Шарлея вид был воинственный и лихой. На кожаном кафтане он носил кольчужный панцырь, так называемую «пелеринку епископа», на груди железный colnerium[1140], оба его предплечья защищали мышки, то есть зарукавники. На левом боку у него был фальшьон, на правом – стилет, за широким поясом – шестиперая булава. Он не брился уже несколько дней; когда обнимал Рейневана, его щека кололась, как еж.

– Я думал о тебе. – Он отодвинул Рейневана на длину рук. – А знаешь, что думал? Что, вне всякого сомнения, ты окажешься идиотом. Что чуть оправившись от болезни, ты оставишь тихую и спокойную аптеку «Под архангелом», в которой я тебя оставил. Что, как последний дурак, усядешься на коня и приедешь сюда. Когда ты вообще встал с постели?

– Через неделю после Масленицы.

– Ты еще считаешься выздоравливающим. Тебе бы отдыхать, спокойно набираться сил, а не на войну. На войну, на которой ты в своем состоянии пропащий, как пердёж на ветру. Ты еще не пришел в себя, парень. Смерть Ютты тебя едва не убила, смерть Самсона едва не добила. Мне тоже было нелегко, хоть у меня кожа потолще. Но ты… Зачем ты сюда приехал? Подбивать меня на месть Грелленорту?

– Месть не вернет жизнь Ютте. Оставляю месть Богу.

– Тогда зачем же ты приехал? Чтобы бороться за идею? За новый лучший мир? Чтоб отдать жизнь за него? Сдохнуть от него от дизентерии в лазарете? Этого ты хочешь?

– Уже нет, – опустил голову Рейневан. – Сначала хотел, конечно. Но потом остыл. Я многое обдумал. Я прибыл сюда, на рейд, лишь с одной целью: попрощаться с тобой. Поприветствовать, обнять, поблагодарить за всё. В последний раз. Шарлей, я ухожу.

Демерит не ответил. И не был похож на ошарашенного. Казалось даже, что именно такого заявления он и ожидал.

– С меня хватит, – прервал молчание Рейневан. – Окончательно. Знаешь, что сказал мне Самсон тогда, в феврале, под стенами Хеба? Когда решил оставить нас и вернуться к Маркете? Он воспользовался словами пророка Исаии. Мы ждали света, сказал он, и вот тьма, светлых лучей, и ходим во мраке. Я последние два месяца раздумывал над его словами. О том, что именно так происходит и со мной. Что как слепой щупаю стену и словно без глаз иду ощупью. Что в самый полдень спотыкаюсь, как ночью. И что я, как мертвый. В пути мне встретился священник, который напомнил мне еще другие слова Писания, слова Евангелии от Иоанна. Ego sum lux mundi, qui sequitur me non ambulabit in tenebris sed habebit lucem vitae[1141]. С меня достаточно блужданий во тьме, я иду к свету жизни. Короче: отрекаюсь мира, потому что без Ютты этот мир для меня ничего не значит. Уезжаю далеко, как можно дальше от Чехии, Лужиц, Силезии, потому что здесь всё мне напоминает о ней…

Он замолчал под взглядом демерита. А пафос вдруг как ветром сдуло.

– Не помогла мне водка, – выдавил он. – Не помог бордель. Не могу спать, не могу уснуть. А лишь засну, просыпаюсь на мокрой подушке, залитый слезами, как ребенок. Когда бреюсь, мыло сохнет у меня на роже, а я с бритвой в руке тупо гляжу на вены на запястье. Разве так можно жить? Я иду в монастырь, Шарлей. Чтоб примириться с Творцом. Скажи что-то.

– А что тут скажешь? – Шарлей быстро посмотрел на него. – Я умею распознать глубокий личностный кризис, когда столкнусь с ним. Отговаривать тебя от твоей идеи не думаю, ба, чисто с прагматической точки зрения скажу, что ты рассудительно поступаешь. В твоем состоянии духа и разума опасно играть в войну, которая требует концентрации, холодной головы и стопроцентной уверенности в правильности совершенных дел и поступков. Черт возьми, я твой друг, из двух зол предпочитаю видеть тебя в монашеской рясе, чем в братской могиле.

– Значит, поддерживаешь.

– Нет. Я сказал: из двух зол. Но прежде чем ты уйдешь и дашь монашеский обет, у меня к тебе просьба. Это последнее, что мы сделаем вместе. Помоги мне в деле с тем франтом от Фуггеров. Хорошо?

– Хорошо, Шарлей.

– Обойдемся без ненужных вступлений, – обошелся без ненужных вступлений Шарлей. – Перейдем сразу к делу. Я знаю, милостивый государь, кто ты. Потому что это я в прошлом году уничтожал огнем саксонские шахты и заводы. Те, что вы указали.

– Это поможет нам найти общий язык. – Служащий Фуггеров выдержал взгляд. – Ибо интерес, с которым я сегодня к вам прибыл, идентичен тому саксонскому. И так же выгоден. Вы уничтожите указанный объект и получите с этого lucrum[1142].

– Всего-то? – скривил губы демерит. – Такая мелочь? А почему это ты, ваша милость, обращаешься ко мне, а не к Кромешину? Не к Пухале, Корыбутовичу или Волошеку?

– Потому, – небрежно вмешался Рейневан, – что Корыбутович или Волошек могли бы предъявлять претензии на этот объект. Могли бы зариться на него поляки, которые со дня на день войдут в Силезию. Потому что, как мне кажется, объект лежит на землях, которые ранее поделены. Которые уже кому-то достались.

Служащий и на этот раз не опустил взгляд. Не ответил, только улыбнулся.

– Ясно, как белый день, – сказал Шарлей. – Мне-то что. Одним пожаром больше, одним меньше. О чем речь?

– О шахте блеска, или галенита, руды, служащей для выплавки свинца. Шахта называется Блейберг, находится в южном предместье Бытома.

– Твое мнение было правильным, – демерит посмотрел на Рейневана.

Имение Конрада Белого. Которого добивается Волошек. И которое наверняка он желал бы заграбастать вместе с действующими шахтами.

– Шахта в Блейберге, – служащий Фуггеров поправил манжеты вамса, – недействующая. Галенит на ней уже не добывается по причине заливания штреков подземными водами. Отводом воды из шахты заняты там как раз специально вызванные фламандцы, специалисты в таких делах. Вы их прогоните, спалите ветряки и разрушите водооткачивающие устройства.

– А шахту, – закончил Шарлей, – вода тогда зальет окончательно. И она уже не будет действовать никогда. Это всё?

– Нет, – возразил служащий. – Есть еще второй объект. Село Рудки над Клодницей. На его западной окраине есть officina ferraria. Кузница железа, фришевальня и известковый завод. Спалите это всё. Дотла.

– Чтобы добраться до названных мест, – заметил Шарлей, – необходим далекий рейд, глубоко на территорию врага, через их посты и разъезды. Это большой риск. Очень большой.

– Он учтен в обещанном lucrum. И считаю, что пропорционально.

– Это мы посмотрим. Когда назовете сумму.

– Не в сумме речь.

– Хм. В чем же тогда?

– Lucrum, о котором я веду речь, путешествует в черном фургоне. Кто знает, не в том ли, что и тогда.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});